Журнал Елены Санниковой

На минувшей неделе прошло очередное заседание по делу Сергея Хмелева в Кировском районном суде Саратова. Продолжился допрос врачей, начатый 29 марта.

Врач тюремной больницы ОТБ-1 Александр Девятеряков показал, будто бы 24 января 2015 года он осмотрел Сергея Хмелева, прибывшего этапом из колонии ИК-17, не нашел у него ничего, кроме язвы желудка, назначил лечение и сдал смену. Вскоре Хмелеву прооперировали прободение язвы. «Ничего особенного не было, обычная операция».
Затем в течение полутора часов врачу пришлось выкручиваться под градом вопросов адвокатов. Почему он назначил Хмелеву рентген грудной клетки и УЗИ кишечника, если нашел только язвенную болезнь? Почему как раз гастроскопию желудка не назначил? И как получилось, что 24 января Девятеряков написал в анамнезе, что 26 января Хмелеву прооперировали язву желудка?
- Понимаете... там получилась такая ситуация, - виновато объясняет врач. - Когда я заполнял первичный лист, я заполнил все, кроме анамнеза. И когда история болезни уходила в архив, это обнаружилось, и я ее дописывал... В смысле, дописывал анамнез...
- А как же потом другие врачи оказывали лечение, если вы не установили даже диагноз? Без анамнеза можно ли назначить лечение, провести операцию?
- Но я-то знал анамнез, я просто в тот момент не отразил его в карте, это техническая ошибка...
- А почему вы раньше об этом не говорили?
- Потому что это выяснилось только на предыдущем заседании...
- Выяснилось на предыдущем заседании, что вы заполняли только через месяц медицинскую карту? Откуда вам стало известно, что было на предыдущем заседании?
- Начальник хирургического отделения Панферов сказал... Мол, что ты там написал какую-то бурду? Я стал судорожно вспоминать. Вспоминал, вспоминал - и вспомнил. Что я дописывал. Через месяц. Я этого практически не помнил. Начал листать историю болезни и потихонечку вспоминал, что когда заполнял графу анамнеза, написал лишнего.
- То есть вы 24 января установили язвенную болезнь желудка на основании анамнеза, который дописали через месяц?
- Я его установил тогда, но забыл написать.
- А тогда какой анамнез был?
- Такой же был.
- И там была информация о проведении операции?
- Еще раз объясняю, это чисто техническая описка... Ну, неправильно я составил, неправильно, такой вот я раздолбай! Если бы правильно все составил, вы бы вообще тут не докопались бы, - в отчаянии уже отвечал врач на дотошные расспросы адвоката Киселева, по первому образованию - медика. ( Collapse )

Случайно наткнулась. Трудно не поделиться...

Оригинал взят у radulova в Родом из рая. Или как жить в радости.

– Признаете ли вы, что занимались антисоветской агитацией и пропагандой с целью подрыва советского государственного и общественного строя?
– Признаю.
– Раскаиваетесь ли в том, что занимались антисоветской агитацией и пропагандой?
– Раскаиваюсь – в том, что мало занимался антисоветской агитацией и пропагандой и не достиг желаемого результата.
– Признаете ли вину?
– Нет, не признаю.
Эту выдержку из протокола допроса я цитирую не дословно, но смысл передаю точно. Обвиняемые по знаменитой 70-й статье УК РСФСР, как правило, либо отрицали свою причастность к антисоветской деятельности и не признавали вины, либо не отрицали и раскаивались в содеянном. Но не признать вину и раскаяться в том, что мало занимался антисоветской деятельностью – до такого додуматься дерзнул, наверно, только Валерий Сендеров.
А прочел мне эти строки мой следователь в лефортовском кабинете. Обыкновение у него такое было: приносить тома чужих следственных дел и читать мне выдержки из заявлений и протоколов, демонстрируя, как уважаемые люди в антисоветской деятельности раскаиваются. Не знаю уж, почему он принес в тот день том из дела Валерия Сендерова. Не потому же ведь, что с толку был сбит словом «раскаиваюсь»…
Заметив выражение восторга на моем лице, он заговорил:
«Но ведь не логично же… Если человек признает, что антисоветской агитацией занимался, то почему же вину не признает?..»
Но у математика Валерия Сендерова была своя логика.

Поначалу ведь он попал в Бутырскую тюрьму, и обвинение ему фабриковали по статье 190-прим, не входящей в раздел особо опасных государственных преступлений. Но с таким поведением Валерия Анатольевича быстро перевели в Лефортово. И срок он получил по 70-й статье максимальный – 7 лагерей и 5 ссылки.
Для меня Валерий Сендеров был тогда легендой. Я слышала зажигательные рассказы о нем от самых разных людей, начиная от старшеклассников, которых он учил математике, и заканчивая его коллегами по СП СМОТ – организации, в которой Валерий Анатольевич активно трудился перед арестом, составляя яркие и сильные тексты (Совет представителей Свободного межпрофессионального объединения трудящихся, иначе говоря - свободный профсоюз).
Когда я познакомилась с Валерием, вернувшись из ссылки в 1988 году, он периодически говорил, что тоскует по карцеру Чистопольской тюрьмы.
«Там к Богу ближе», - говорил он.
В карцере было невыносимо холодно, а он еще форточку открывал перед сном…
Но все-таки мне казалось, что тоску по карцеру он преувеличивал. Просто Валерий Анатольевич был невыносимо загружен общественной деятельностью, которую взвалил на себя сразу же по возвращении из тюрьмы, нисколько не дав себе отдохнуть после всего пережитого. Он встречался ежедневно с большим количеством людей, в доме не умолкали звонки из разных городов мира – и в этой суете Валерия периодически одолевало чувство опустошенности, которого не было в тюрьме.
Я писала тогда об остававшихся в заключении людях, издавала соответственный самиздатский бюллетень, собирала информацию, и потому у Валерия Сендерова мне приходилось бывать часто. В его кабинете, заваленном рукописями, самиздатом и «тамиздатом», был одновременно и московский офис Международного общества прав человека, и корпункт «Русской мысли», да и вообще своеобразный общественно-политический центр. Когда я первый раз принесла ему какую-то небольшую статейку, предназначенную для публикации на Западе, Валерий снял трубку, набрал Париж и надиктовал текст в редакцию. Меня это восхитило. Ведь иного пути передачи материалов в свободную печать, кроме поиска «каналов» (через иностранных корреспондентов и обладателей диппаспортов, сочувствующих диссидентам), мы до ареста и не знали. Но шли новые времена, и Валерий находил новые методы работы «на лету» со свойственной ему дерзостью. Через год появился факс, и проблем с передачей текстов стало меньше, а надежд на лучшее – больше…
С тех пор прошло четверть века. Внезапный уход из жизни Валерия Анатольевича для многих стал шоком. Хоть знали, что он болен. Что перегружает себя, работая на износ. Что давно уже выглядел болезненным и бледным. Да, знали. Но смириться с его внезапной кончиной все-таки оказалось нелегко.
Валерия Сендерова отпевал протоиерей Александр Троицкий, который когда-то был его учеником во 2-й математической школе. В краткой проповеди он сказал: ( Collapse )

( Collapse )

Все-таки хочу я закончить свой рассказ о поездке в Нижний Новгород, хоть и прошло уже 20 дней.

Я писала в предыдущем посте о митинге Стратегии-31 на площади Свободы, в котором мне посчастливилось поучаствовать. На следующий день в Нижнем открывалась конференция о политических репрессиях на Нижегородской земле, приуроченная к 90-летию со дня рождения А.Д.Сахарова.
Мы отправились туда с Еленой Пономаревой, вдовой Сергея Пономарева, бывшего узника советских политлагерей. Из-за неправильной информации мы пришли сначала туда, где должен был проходить второй день конференции, и, узнав об ошибке, пошли пешком к площади Минина, на которой я уже была накануне вечером. По пути Елена показала мне улицу, на которой ее муж жил в детстве, а через два квартала - здание историко-филологического факультета, где все они в юности учились. Затем она подвела меня к старинному двухэтажному дому, где жила в юности, где родилась ее первая дочка, где Сергея арестовали. Этот дом буквально примыкает к зданию факультета, и все они, студенты-филологи и историки, романтики и поэты, философы, бунтари и мечтатели, собирались в их маленькой комнате на втором этаже, чтобы вести разговоры и споры, обмениваться самиздатом, читать друг другу стихи. За это, собственно, их арестовали и судили: Сергея Пономарева, Владимира Жильцова, Михаила Капранова и Влада Павленкова. С другими людьми из их круга расправились вне суда: кого с работы выгнали, кого лишили возможности окончить образование, кого замучили многочисленными "беседами", кого и сломали... ( Collapse )

Только сейчас я добралась до интернета и бегло просмотрела сообщения о гибели Наташи, заявления, статьи, фотографии с пикета, который прошел в Москве без меня...
Я была в это время на похоронах. Я видела ее плачущих сестер и молящихся братьев. Я не знала, что у Наташи так много родственников, и они так ее любят.
В Чечне хоронят до заката в день кончины. ( Collapse )